Черный Ангел, или В плену таланта - Мирослава Дорофеева

– Отдохни, – взял штанишки, зашел в ванную, пробыл не долго.

Маша услышала, английский замок щелкнул, значит «десерт» покинул её гостеприимный номер.

– Не плохой «десерт», – улыбнулась!

Прошло меньше часа. Сходила в ванную, подошла к окну, постояла с полчаса разглядывала площадь, полюбовалась красивыми зданиями, смотрела на праздно прогуливающий народ, тяжело вздохнула своим мыслям, то за чем она приехала в Свердловск, радовало, но пока это были цыплята в яйце. Взяла столик за ручку покатила к кровати, в кресле сидеть не хотелось, вспомнила экзотический «десерт». Села на кровать устроила второй завтрак. Проговорила.

– На второй, настоящий десерт, тебе яблоко! – рассмеялась, аппетитно хрустя яблоком, не обращала внимания, на шум в коридоре.

Она знала, что в 317 поселилась шумная компания таджиков. Нацию определила, все-таки сама жила в Казахстане. Привыкла, что многонациональность норма, знала характерные черты народов востока. Посмотрела на часики до ужина оставалось четыре часа, а до встречи восемь. Пусть все пройдет и больше меня ничто не задерживает в Свердловске. Села писать письма, она всегда так поступала, написала, подписала три конверта на всех адреса в Казахстане, разложила письма по конвертам, провела языком по клейкой стороне, залепила, и оставила на столе. В дверь постучали, подумала, а на ужин бывает «десерт», улыбнулась. Открыла двери. Артемка вкатил столик в номер.

– Письма брось в ящик, – скорее приказала, чем попросила.

– Хорошо. Я на смену пришел. Вовка передал записку с твоим заказом. «Вот все внизу», – сказал, вышел, дверь тихо притворил.

Маша сдернула салфетку. Бутылка «Амаретто» коробка «Рафаэлло», роза белая, символ непорочности, подумала. Отвернулась от столика. Желание кушать не возникло, волновалась. Стала собираться: надела платье, аккуратно разгладила складки, которых не существовало. Платье, плотно облегало фигуру, надела чулки, засунула ноги в туфельки. Прошлась по номеру раза два от окна к двери. Взглянула на часики, надо быть пунктуальной, встала к зеркалу, взяла расческу, зачесала волосы высоко на макушку, закрепила заколкой автомат. И без того пышные кудри еще распушила. Короче это их не делало, но кудри стали золотым ореолом для красивого лица. Взяла сумочку заглянула, тяжело вздохнула, потрогала объёмный и плоский пакет внутри, закрыла, щелкнув замочком. Взяла сумочку под руку, взглянула на отражение в зеркале. Осталась сама, собой довольна, вышла.

За двадцать минут до встречи села за столик. Волновалась, взглянула на часики без пяти, взяла сигарету, открыла сумочку, столик сервирован на двоих. Стала копаться, отвлеклась от грустных мыслей. Шум отодвигающегося стула привлек внимание, подняла глаза. Парень лет двадцати пяти лет, сел, улыбнулся.

– Разреши за тобой поухаживать, меня зовут Гена, – протянул зажигалку, щелкнул, огонек задрожал.

Маша подумала, тоже волнуется, взяла приготовленную сигарету, затянулась, выпустила дым тонкой струйкой, немного успокоилась. Почему волнуется Гена, её не волновало, он, по сути, прокладка, между рулём и сиденьем.

– Давай Гена выпьем. Меня зовут Маша, – она знала, что Генка знает ее имя, он получил четкие инструкции. Взять и отдать, посидеть час два и расстаться навсегда, без телефонов друг друга.

Оба посмотрели на графин, поняв проблему каждого, трясутся руки от волнения. Гена оказался проворней, махнул, официант услужливо подошел. Гена показал глазами на графинчик. Артем обслуживал, налил из графина в тонкие, длинные фужеры. Маша, оценивая остаток в графине, определила: «о-ё-й, накачаюсь я сегодня». Минут десять маленькими глотками пили коньяк. Каждый понял, что у другого есть знание этикета и чувство вкуса. Одинаковый культурный уровень, сделал атмосферу за столиком легкой. Пора первой приступать к делу, решила Маша, щелкнула замочком, открыла сумочку, вытащила плоский пакетик вместе с пачкой «Морэ», ранее она ее предусмотрительно кинула в сумочку. Положила на середину столика. Гена протянул руку и положил рядом точно такого же размера сверток только тоньше. Сдвинул с Машиного пакета сигареты, взял небрежно, сунул во внутренний карман пиджака. Маша посмотрела на часики, стрелка медленно двигалась к двенадцати. Все, подумала с облегчением, партия свидания сыграна удачно, пора прощаться. Если кто-то наблюдал за ними со стороны, явно решил, деловая встреча, такие встречи стали нормой в России, в это время Отчизна многое копировала у запада, неумолимо приближался 1994 год.

– Пора прощаться. Ты очень красивая, я без труда заметил твою роскошь кудрей, цвета золото, – сделал комплимент Гена, напрашиваться на свидание с Машей он не осмелился.

– Спасибо за комплимент, передавай привет «родственнику». Приятно было сотрудничать, ценю за пунктуальность, уходи первый, – протянула руку для поцелуя.

Гена встал, повел себя очень галантно, взял протянутую руку, обошел стол, остановился рядом со мной и поднес руку к своим губам. Маша чувствовала горячее дыхание, запах его желания щекотал ноздри. Ухоженные мужчины, всегда вкусные, жаль остальные, которых большинство, считают, что наглость покорила мир или женщину.

– Ох, чуть не забыл, вот возьми, – вытащил руку из кармана пиджака, перевернул вверх ладошкой.

Маша подставила ладонь, увидела, как цепочка с кулоном блеснула, и сложилась горочкой в ее руку.

– Это презент от «родственника», – тихо проговорил Гена.

– Спасибо, понятно, не ожидала, сюрприза. До свидания, – Маша слегка склонила голову.

Гена медленно отстранился, он боролся со своими чувствами, поцеловать Машу. Легко пошел к выходу, исчез из поля зрения. Маша облегченно вздохнула, волнения больше не было, пусть голова болит теперь у «родственника», расслабилась. Разжала пальцы, стала разглядывать подарок. Цепочка весила грамм пятнадцать, золотая, кулон великолепный, маленький слоненок, притягивал взгляд. Оценила подарок, одела на шею. Забрала со столика зажигалку, забытую Генной или специально для неё оставленную, сигареты и тоненький свёрток, все бросила в сумочку. Махнула Артему.

– Артем я в номер. «Завтрак как обычно, ужина не будет завтра», – говорила тихо.

Артем услужливо кивнул головой, слегка склонившись к Маше.

– Хорошо. Сделаем все, как в лучших домах Парижа, – ответил Артем, не ломая голову над тем, что его фразы повторяются.

Маша улыбнулась, постоянству Артема, встала, усталости не было, по лестнице поднималась легко. В голове слегка шумело, когда ушёл Гена, Маша заказала еще двести грамм, празднуя то, что заработала деньги, что они криминальные её не волновало.

– Баба пьяная, звезда чужая! – проговорила себе, не громко.

Поравнялась со столиком дежурной, которой не было. Слышно было из приоткрытых дверей 317 номера пьяное хихиканье.

– Понятно, старается, – вспомнила слово сказанное, самой же дежурной.

В коридор вышел таджик, воодушевленный, пьяной бравадой, увидел Машу, направился к ней. Перехватила сумочку под мышку, до этого она болталась на тонком ремешке, на плече.

– Ох! Как некстати, – совсем тихо проговорила то ли тому таджику, то ли своей кружившейся голове.

Таджик сыпал комплименты, представился Султаном, вел себя шумно, уверенный в своей значимости, в своем обаянии. Возомнил, что все девушки земли, должны принадлежать ему, и их возражения или сопротивление в его планы не входит. Эти приезжие всегда вели себя, как хозяева, в городах России. Много было зарегистрировано конфликтов с кровопролитием на национальной почве, со стрельбой и вольной борьбой. Они все стали ближним зарубежьем, девяностые годы развалили СССР на Республики. Они и раньше не отличались скромностью, эти нации востока умели зарабатывать и ссорить деньгами. Русские девушки давали им повод, кидались в объятия восточных красавцев, да и не красавцев тоже, за деньги и без денег, просто за кураж. Маша лихорадочно искала быстрый способ отвязаться от пьяного «старателя», что-то говорила. Видела, он не слышит, в глазах его блестит секс, значит понятия нравственной нормы не для него.

– Султан! – высунулась голова из открытой двери, – Ох, какая дэвучка! – коверкая русские слова, проговорила голов.

– Рахим! Она мой, – заявил «жир трест», не заботясь о том, надо ли это Маше.

Вот дожили, он уже заявил на нее свои права. Маша сделала еще попытку объясниться, не получилось, устала от шумных пререканий. Султан полез целоваться, Маша оперлась об стол дежурной дальше отступать не куда. Если сдвинутся в сторону там площадка отдыха, два кресла, диван и телевизор. «Спортом» заниматься очень не хотелось, тошнота подступала к горлу. То ли от брезгливости к таджику, то ли выпитый коньяк просился наружу. Схватил грубо, шарил руками по Машиному телу, стянул платье с плеча, оголилась одна грудь. Пришел в неописуемый восторг, схватил губами за сосок, укусил. Маша держалась как струна, на стол старалась не наклоняться, знала, это станет удобной позой. Вразумить пьяного идиота, не могла, но и себя перестала контролировать. Размахнулась, удар пришелся в правую сторону по уху. Таджик отошел, он не ожидал такой прыти. Маша сама испугалась, нельзя было этого делать, удар послужил сигналом к насилию и агрессии.